Первое издание: октябрь 1988 года
В продаже 28 легальное издание

О КНИГЕ

     ПУБЛИЧНАЯ ПТИЦА – первый достоверный эротический роман в истории нашей литературы, написанный женской рукой.
     Одновременно, это рассказ об одиночестве молодой девушки, об её беспрестанном и никогда не достигнутом страстном желании подлинной блискости и согласия душей. Это призыв настоящей коммуникации, обмена мыслей и чувств, а не только пустых слов. Призыв свободы вместо подчинения, высшего смысла жизни в мире бессмысленных и навязанных клише и пустоты.
     Это также и книга об отношении между детьми и родителями. Об истинах, понимаемых людми пока они ребята, но забываемых, когда становятся взрослыми. А именно тогда они им самые нужные.
     ПУБЛИЧНАЯ ПТИЦА также и голос женского бунта. Требование более справедливого оценивания полов и более честного отношения между ними.
     Эротические сцены в этом восхитительном рассказе о взрослении, созревании и потере иллюзий являются просто мерой глубины бездны страшного одиночества главной героины, так как одиночество тех, которые не являются одинокими в физическом смысле, самая горькая, самая тяжёлая и самая безнадёжная.
     ПУБЛИЧНАЯ ПТИЦА – роман, который должна прочитать каждая девушка в тот момент, когда впервые вступает на большую жизненную перекрёстку. Это книга, из которой учится то, почему полёт на собственных крыльях является единственным настоящим полётом.


ПРЕЖНИЕ ИЗДАНИЯ

Јавна птица
Јавна птица
Јавна птица
КЊИЖЕВНЕ НОВИНЕ
1988 год
НАРОДНА КЊИГА
1996 год
ГЛОБОСИНО АЛЕКСАНДРИЈА
2003 год

КРИТИКИ – ИЗВЛЕЧЕНИЯ

      Первый достоверный эротический роман в истории нашей литературы, написанный женской рукой.

(Драгош Калайич)

     Её героине хотелось выступать в качестве женщины низкой морали, но на самом деле она только страдает от своей первой потерянной любви.

(Игор Мандич)

     Обольстительность поветствования, уникальная речь одного поколения делает книгу релевантным голосом бунта и требования перемен в отношениях между полами, лучшей коммуникации и, в конечном итоге, аутентичного мировоспринятия.

(Нада Попович-Перишич)

     Нет настоящей литературы без определённой дозы энигматичности, а именно определённая загадка, обвитая в момент её появления едва предчувствующей аурой, которую эта книга задаёт своему читателю, доставляет самое большое литературное наслаждение людям, поставляющим вопрос над жизнью, через которую проходят, и тем, которые ищут ответа на этот вопрос в истинной литературе.

(Предраг Станоевич)

     Это потрясающий рассказ об отчуждённости, одиночестве и бессмысленности... Преемница Исадоры Винг, героины Эрики Йонг, а предшественница героины Варгас Льоса в Авантюрах озорной девушки, охарактеризованных как жёлтый new age роман, Слобода прозорливо исписывает манифест сегодняшнего, потерянного поколения, которое различными способами исчерпается в бесмысленном побеге от одиночества.

(Неда Тодорович)

ЦИТАТА ИЗ КНИГИ

    Ничего, абсолютно ничего, не предвещает событие.
    Деса стоит посреди комнаты, опираясь на стол и беспрестанно говорит, упоминая постоянно  те же темы (как Града на собраниях - та же поза и стиль). Делаю макияж и не слушаю её много. Все что она может сказать, я знаю наизусть: Моё слишком сильное подкрашивание, минимальная мини юбка, бесконечные разговоры по телефону, дерзость, плохие оценки в школе, утрата времени на пустяки, курение, отсутствие интереса к чему-то умном ... Список вправду импозантный, но повторяется в миллион раз. А потом Десе пришло в голову что-то новое (момент вдохновения, предполагаю!):
    - И на что это тебе похоже – меняешь парней как платья?!
    - Как гигиенические прокладки, мама. Каждый месяц десятки.
    Деса краснеет, берёт воздух, чтобы что-то проговорить, ей не удаётся, и беспомощно покачивает головой. У меня пробуждается какое-то сожаление. И надежда: может быть Деса не душит разговором только чтобы изображала, что делает что-то полезное. (Воспытывать ребенка, и притом ещё такого, озорного – эта трудная и утомительная задача!) Может быть она на самом деле старается изображать из себя современную мамочку по советам психологов и женских журналов (любимое чтение Десы), чтобы понять кризисы и дилеммы половой зрелости, чтобы разговаривать со мной. На все её попытки я чаще всего остаюсь молча, обычно не
обращаю внимание на неё, итак Десе остаёт только декламировать возражения. Чтобы сняла грех с души своей молодоенькой (только из-за этого?) предоставляю Десе возможность:
    - Мама, ведь эти парни не заслуживают иначе. Да и не ищут больше этого. Им плевать за меня – для них это только вопрос престижа, чтобы они сказали, что были со мной. Нет ничего в них – они так пустые, что звенят. И все же одинаковы, так безнадёжно одинаковы, что и не замечаю, как их меняю. Я ненавижу их, а не могу без них; не могу  жить одиноко..
    Деса только смотрит - ничего не понимает. Может быть такой случай ещё не обработан в «Вы и Ваш ребенок»? Или не узнаёт меня такую? Чтобы не запутать её в неизвестное, я исправляюсь (окончательно махаю рукой от попыток улучшить родителя до роли матери):
    - Между прочим, Деска, чего ты хочешь? Чтобы влюбилась в какого-то козла и повесилась ему на шею? Ну, хорошо, ты можешь вообще представить себе драму, в которой бы я глумила перевоплощение красивого Ромео и нежной Джульетты? Да и почему бы же? Шекспир мёртв, и никто другой не достоин того, чтобы писать обо мне!
    Болтаю ето, надевая на себе одежду, а плачется мне . Плаксивый придурок!
    - Почему же столько сжимаешь ремень – задушит тебя! И почему так поднимаешь фартук – у тебя жопа видна! Разве так должна выглядеть большая выпускница!?
    По-видимому, Деса пришла в норму. Опять же в форме. Стандартной.
    - Привет, мама!
     Целую её наспех, только чтобы не страдала из-за отсутствия нежности и чтобы не разболталась завтра о моей бесчувствительности к родителям, которые заботятся обо мне, любят меня, за меня живут и имеют только меня в этом мире.
    Иду в школу, хотя этот путь считаю полностью ненужным, усилие лишним, время, оставлено там, потеряным. Потому что я вообще не учу. Мне не охота. А на самом деле мне не нужно. Града крупная шишка в своём предприятии, значительный член в своей партии и маленький бог  в нашем городке. Ведь у кого есть храбрость провалить на экзамене его единственную племянницу! В течение школьного года мне дают единицы, грозят, а в июне приветствуют «товарища Граду» и я перехожу в следующий класс. Глупая, неинтересная игра. Никому не нужна. Никому не полезная. Без неизвестности. Без болельщиков. Потому что мы все знаем и начало, и течение событий, и конец этой бедной, яловой фальши.
    Нет, действительно ничто не предвещало событие.
    V и VI урок - сербско-хорватский язык и литература. Письменная работа. Гордый наш професор снова нам бросил  один из своих любимых заглавий: Будущее ждёт меня! Дрянь. Кладбище динозавров. Соцреализм семидесятых годов. Эксперт и поклонник фальшивых тем.
    Смотрю, народ расписался. Фраза на фразу, фраза на фразу. Расширяют крылья в горных трущобах (где они словно просветители и исцелители) и остальных высотах. Мелкую вышивку вышивают, большую картину творят. Утверждают, и я это знаю наизусть (один раз в год мы обязательно получаем ту же тему), с их именем неизбежно начинаются новые страницы в истории науки и искусства. Никому не хочется сказать то, что думает на самом деле . То, что действительно сбудется: Будут стараться, чтобы через старика, крестного отца, или приятеля тёщи, посадили жопу на какое-то удобное, не слишком мыслительно и, разумеется, не слишком утомительное местечко. Все силы они направят к выращивании детей и построению дачей. Их амбиции будут сокращены до приобретения автомобиля, промоции ФК «Напредак» в первую лигу, и раз в год: Много приветствований со синей Адриатики.
    Профессор гуляет между партами, и чувствую, стреляет меня глазами. Хорошо видно, эго раздражает белизна моей бумаги. Сострадавшись к его язве, я начинаю и дарую ему жемчуг:
    Я думаю, что будущее не ждет меня, и что будет такое же, неизменчиво такое же самое, если я не сделаю ничего для его выживания. Потому что я не могу сделать ничего.
    А будущее, которое я жду, принесёт мне, я верю, обычную жизнь - ежедневные обязанности и обычные радости. (Из этого корыта истечь не могу.) Единственная вещь, которую требую: без фальши и без обмана!
    Не бросается жемчужина перед свиньями - учит нас народная пословица. Получу, как и всегда, единицу, с  обыкновенным комментарием: малодушно. Тусклые мысли. Где тот молодёжный энтузиазм и вера в лучшее завтра? С чем ты пойдёшь в жизнь, дитя?
    Действительно: с чем?
    Отдаю тетрадку и выхожу вон. Не жду Марию. Наверняка будет писать обе пари. Она единственная в этой клетке действительно верит, что у неё есть крылья. И другие верят. Ведь мы все совместно ждём того дня, когда она освоит столицу и дальние окраины ( Под близкими окраинами подразумевается всё в пределах границ Югославии).
    Дружба меня с Марией является вечной мистерией для наших педагогов. Они стараются, делают усилия, пытаются, напрягаются, но никак не могут понять, что один такой блистательных дух ищет со мной. Даже наш классный руководитель, балканский Лавуазье со сапогами в шпильку, дорогой и любимый Марией, намекал родителям Марии, чтобы они повлияли на переставание нашей дружбы. Чтобы я не испортила её.
    Мария как будто влюблена в нашего учителя математики, и она это особенно подчёркивает. Во все свои стихотоворения она всучивает его имя, всегда в некотором стихе находит укромное место для него, маленькое, но верное. Гнездит его так, чтобы стихотворение без него было сухо, и таким образом никакой редактор школьных или городских газет не могут исключить его. И все примиряются с этим. "Любовь" - говорят они. И улыбаются. Благосклонно и немножко превосходящее. Таким образом и Мария становится для них ближе. И дороже. Это даёт им возможность изображать широту и щедрость. Вот, таким образом, даже Марии есть что-то простить. И они прощают, потому что они полны понимания. А, на самом деле, они ничего не понимают. Препод, такой, как есть ( "От источника два прутика ...", эссенциальный секс с хорошенькой продавщицей из «Самоизбор», последняя книга, которую вы прочитали? – «Красная шапочка» "), никак, ни по одной алхимии, не может быть любовью Марии. Он является защитой для Марии от стада минус эпсилона (распределение взято от господина Хаксли). И бунт Марии.
    Я не являюсь бунтом Марии и не согласилась бы на эту роль (Maрия слишком значит для меня). Мария мне в «Споменаре» записала:
    Люди не являются ни чёрными, ни белыми. Все мы как-то сероваты: метально-серые, голубинно-серые или с фиолетовым оттенком, всё равно. Каждый по-своему, но серый.
    Только перед Марией я не чувствую себя превосходно из-за своей красоты. Потому что только она мне не завидует. Остальные, типичные уроды моды, никак не могут простить меня за то, что я не скроена по их размере и стиле. Потому что границу надо знать. И уважать. Всё, что выделается, надо срезать. Как живой забор. Как траву. Чтобы не беспокоила. Чтобы не оживала комплексы и желания, которые не могут сбиться. (Основы мышления и творения духовной провинции.)  
    Еще ничего не намекает на события.
    Я иду по улице, за мной поворачиваются . Скудная галерея городских взглядов: похотливые мужские, женские ядовитые. Улыбаются злобно. Шепчут. Лижут меня змеинные языки. Зачаровать. Послать в смерть. Эта мелкая злоба, эта плохо скрытая похотливость, дают мне право на совершенство. Они делают из меня то, что я на самом деле: уникальная в толпе серийных изделий.
    Жизненное произведение Будды.
    Будда не родился вовремя, чтобы быть в союзе коммунистов. Правда, он в дальнейшем мог присоединиться к прогрессивной молодёжи и пойти в новые трудовые и жизненные победы, но он этому предпочёл выращивание голубей и писание стихотворений.
    Стаю он заимствовал молодёжной организации для точки "Привет миру" на каком-то торжестве или митинге, не знаю точно. Перед началом мероприятия чья-та бдительность ослабила и голубей съели кошки. Таким образом Будда вошёл в число тех, которые пожертвовали жизнью других в славу революции.
    Ни со стихотворениями он не прославился. Он писал, как друзья оценили их как безвкусные, мещански слащавые и буржуазно затуманенные.
    - Любовь среди звезд, человек - зерно  космической пыли, смысл и бессмысленность! Кого же, спрашиваю я тебя, это интересует? Дай революционный пыл, энтузиазм и ударность, братство и единство! Вот что нам нужно! И что это означает: кто мы и куда мы идем? Что тебе за вражеская дилемма? Ведь наш маршрут плохо спланирован! У нас есть только один путь! Знаешь ты, если ты не друг товарища Грады ...
    Итак Будда бросил поэзию, поженился на Десе, стал бухгалтером.
    Всю свою жизнь " брат товарища Грады". Всю свою жизнь: бухгалтер. Заложивает - требует. Без меня, сальдо у него был бы навсегда негативным.
    Ничто, абсолютно ничто, не предвещает событие.
    Шагаю медленно, великодушно выставляю шедевр природы. Экспонат, охраняемый системой безопасности собственной недоступности. Спина прямая, грудь выдвинутая вперёд, время от времени закидываю волосы резким рывком головы . Направо и налево я разделиваю взгляды в стиле: Наслаждайтесь пока можете, вы, обречённые только глядеть. Ещё немного красоты в вашем городе!
    Вхожу в «У Влады» присаживаюсь на привычное место – стол у окна, спиной к стене, лицом к двери - место, с которого я вижу всех, кто входят. И все вижут меня.
    Цале приносит мне пшеницу со сливками.
    Зажигаю сигарету и жду, чтобы друзья сошлись.
    К столу подходит какой-то пацан и медленно присаживается. Незнакомый. А я – паф! Сквозь-насквозь поражёна. К мне подходить таким образом! Что он воображает!?
    Осматриваю его наспех: черный. В черном. Худенький. Бледолицый. Огромные глаза. Черный. (изображение Модильянни в трех измерениях.) Неплохо для начала.
    Делаю вид, говорящий: я тебя не заметила, пацан, ты – воздух. И решаю молчать. Чтобы увидеть его реагирование. Какой же монолог он подготовил к этому вступительному экзамену. Комиссия готова. Кандидат может начаться. Три - четыре: Сейчас!
    Блин!
    И он молчит. Смотрит на меня. Спокойно изучает моё лицо, по частям. Мне кажется, что что каждую часть особо выделяет и анализирует. Погружается в мои глаза. Настойчиво. Долго.
    Я чувствую эго как физическое прикосновение, даже как давление. Потом как тяжёлое животное, подавляющее мою грудь. Опускаю взгяд. ( Разрушен арсенал с этикеткой:" Яды и противоядия на каждый случай».) Становюсь беспомощной. Кролик перед глазами змеи. Стружка железа перед магнитом.
    - Как тебя зовут?
Решительна молчать, отвечаю. (Даже слово невозможно спрятать от таких глаз.)
    - Слобода.  
Имя мне, конечно, придумал Града.
    - Свобода порабощённая.
    Я обнажена в мгновении. Без предупреждения. Легко начинаю дрожать. Взволнована и ошеломлена этим простым, а безукоризненным утверждением этого, которому мне никогда не удавалось дать имя, определить понятие, хотя я ощущала его постоянно, неразрывно.
    - Свобода порабощённая. Жаль. Ибо человек может полететь, только если он этого желает. Давай попробуем вместе?
    Волнение растёт. Уже переходит в страх. Чтобы защититься, заикиваюсь:
    - У меня есть бойфренд.
    Бедная оборона.
    - Тогда оставь его. На самом деле, нет такой необходимости – ты его уже оставила .
    Произносит он это серьёзно и убеждённо. Давление глаз уступает. Медленно отделываю глаза от красно-белых клеточек на скатерти.
    - Кто ты?
    - Чайка.
    - Разве чайки не белые?
    - У них белые перья. Мы на перья смотрим. Чайку не видим. А птицей не делают её перья. Ни голос, с которым поёт. Ни клетка, в которой задержана. Ни гнездо, которое свивает. Птица - это её крылья и её полёт.
    Улыбается. Красиво.
    - И, чего хочешь?
    - Как можно скорее и как можно дальше улететь из этих неумеренных континентальных краёв.
    - От меня чего ты хочешь?
    - От тебя как раз ничего.  А тебе – научить летать. По крайней мере как Икар пока ты не станешь птицей.
    Перед моим домом медленно вытягивает увядший лист, заплестившийся в мои волосы, и шепчет:
    - Когда войдёшь, открой все окна. Подними шторы. Чтобы почувствовать как красиво снаружи. Чтобы заболела тебя ночь.